Вопрос: Что следует понимать под «рукописанием» в тексте Кол. 2:14 «Истребив учением бывшее о нас рукописание, которое было против нас, и Он взял его от среды и пригвоздил ко кресту»?

Ответ: Термин «рукописание» (heirografon) встречается в Новом Завете единожды в Кол. 2:14. Это сложное слово, состоящее из  двух греческих слов: «рука» (heir) и «писать» (grafo). Синодальный перевод калькирует греческое слово, которое во времена Нового Завета служило техническим термином, обозначающим письменное признание долга, рукописный документ о долговых обязательствах человека, заверенный его подписью[1]. Таким образом, хейрографон – это своего рода долговая расписка. Данное значение было адаптировано как в иудейском, так и в греко-римском социуме.

В иудаизме бытовало мнение, что Бог ведет счет людским долгам и заслугам в некой «приходно-расходной книге», на основе чего Он и производит впоследствии суд.^[2] Таким образом, «рукописание» –  метафора. Образ заимствован из юридической практики того времени. В связи с этим существует несколько линий интерпретации данного слова в Кол. 2:14.

             Некоторые отцы церкви трактовали термин «рукописание» как долговое обязательство Адама, которое он составил и вручил Сатане, обрекая себя на жизнь в грехе и на смерть в обмен на дьявольские посулы.[3] Наиболее распространенным является мнение, что «рукописание» - это  закон Моисея. Сторонники этой точки зрения заявляют, что закон, согласно данного текста, был пригвожден ко кресту и умер вместе с Христом.[4]  Несостоятельность подобной интерпретации доказывают  Е. Д. Мартин, Дж. П. Ланге, П. Шафф, К. Браун, М. Б. Риддле и др.^[5]

Иная точка зрения заключается в предположении, что Павел делает аллюзию на анонимный иудейский апокалиптический источник, датируемый I веком до н. э. Текст документа содержит термин «хейрографон» и изображает суд над ангелами, обреченными на уничтожение на основании  свидетельствующих против них «рукописаний».[6] Следует заметить, что в этом случае адресат, то есть члены христианской общины в Колоссах, должны были обладать достаточной интертекстуальной  компетенцией, что маловероятно.

Как заключает О’Брайен, первые христиане отождествляли «рукописание» с самим Иисусом, воспринявшим человеческую плоть, в которой были осуждены наши грехи, плоть в последствии пригвожденную ко кресту.[7] «Рукописание» можно понимать и как документ, удостоверяющий  нашу несостоятельность, нашу неплатежеспособность. Оно свидетельствует «против нас», как говорится в тексте.

Поскольку в тексте речь идет о письменном документе, управляющее словом «рукописание»  причастие, знакомое как «истребив» по синодальной версии (exaleipsas), логично перевести как «стерев». Семантика данного слова включает следующие значения: «намазывать на себя нечто», «замазывать известью», «заштукатуривать», «изглаживать», «уничтожать», «зачеркивать». Действие представлено как самостоятельное, завершившееся до того, как началось действие основного глагола «взял» (erken), который, кстати, также можно перевести как «уничтожил», но можно перевести и как «поднял», «изъял». Глагол стоит в перфекте, что подразумевает акцент на длящемся результате действия. «Рукописание» в итоге уничтожено или изъято, но его уничтожение описано как совершившееся в два этапа: сначала стерта запись, потом уничтожена или изъята сама основа: табличка, кусок папируса или пергамента, на котором была написана расписка.  Подобная  предусмотрительность была не лишней в древние времена, поскольку при некачественном стирании или зачистке надписи на пергаменте или глиняной табличке могли быть видны призрачные следы прежней записи, пристально изучив которые, можно было бы восстановить прежний текст.^[8]

Самым сложным с экзегетической точки зрения является вопрос: каким образом с «рукописанием» связаны «догматы» (dogmata),[9] в синодальной версии - «учение»?  Дело в том, что данное слово употребляется в Новом Завете в разных значениях. Этим словом, например, обозначается декрет Августа о переписи (Лук. 2:1); решения синедриона (Деян. 16:4). В Еф. 2:15 данное слово во множественном числе обозначает постановления Моисеева закона. Слово можно переводить как «законоположения», «предписания закона», «требования закона». В иудаизме эллинистического периода этим словом обозначались заповеди Божьи (букв. «догматы»).[10]

В Кол. 2:14 данный термин совокупно со словом «стерев» можно перевести как «стерев записи о нашем долге, составленные  в виду требований закона».[11]  «Учение» или «положения закона» здесь  не инструмент уничтожения документа, а, скорее, контекст, в котором возникает необходимость составления долгового обязательства, причина его возникновения. Данный вариант интерпретации фразы, состоящий из «рукописаний» и «догматов», обусловлен возможностями функционального синтаксиса дательного падежа в греческом языке, содержащем наряду с прочими значение причинности, обусловленности. В данном случае также важно определить элемент, управляющий словом «догматы». Таковым является глагольная часть слова «рукописание», а не причастие «истребив».

С учетом изложенного выше, более точным представляется перевод: «…стерев свидетельствующую против нас расписку о долге, составленную согласно предписаниям закона и представлявшую для нас опасность, Он изъял ее из обращения, пригвоздив ко кресту».

 В заключительной части текста крест, а не «учение» (т.е. требования закона) представлен как инструмент окончательного уничтожения нашего долгового обязательства. Это достигается  за счет переадресации вины. На кресте обычно помещали надпись, сообщавшую о преступлении распятого (Ин. 19:19). Иисус не просто стер запись о нашем долге, изъял из обращения основу документа, Он переписал этот долг на себя. Содержание этого долга оказалось таковым,  что Закон отреагировал на него "высшей мерой" в правовом формате того времени. Это предполагает идею о том, что речь идет не о количественном, а о качественном измерении долга. Высшая мера не означала компенсацию; ради компенсации не казнили, а изымали имущество в пользу казны, самого же должника отправляли на каторгу или продавали в рабство. Высшая мера ‒ кара за недопустимые формы поведения. Она говорит о том, что так поступать, как поступаем мы в отношении Божьего Закона, нельзя ни при каких обстоятельствах.

Н. Щеглова,

Преподаватель кафедры теологии ЗХГЭИ